Шестнадцатого я навестил Мэйдзина в гостинице, и мы сыграли две партии в японские шахматы сёги. Вечером, едва я ушел, Мэйдзину вдруг стало плохо. Те две партии в любимые им сёги оказались последними в его жизни.

Я был последним партнёром Мэйдзина в сёги, и я же сделал последние фотографии покойного.

Слева от Мэйдзина Сюусая сидели Сэкинэ (13-й Мэйдзин) и Кимура. Сэкинэ раньше обладал титулом Мэйдзина по японским шахматам сёги, а теперь им владел Кимура.

Престарелые седьмые даны окружили доску, обмениваясь замечаниями о камнях и о самой доске. Кто говорил, что толщина камней одиннадцать миллиметров, кто — одиннадцать с половиной, кто — двенадцать, а Кимура, Мэйдзин по сёги, сказал: «Да, камни высшего класса... дайте потрогать», — и взял в горсть несколько камней.

Кимуре, Мэйдзину по шахматам сёги, в ту пору было 34 года; 13-му Мэйдзину по сёги Сэкинэ — 71 год; Такаги, — Мэйдзину по рэндзю — 51 год по японскому счету.

По древнему обычаю, недоигранные партии откладывали при ходе белых. Этим выражали почтительность по отношению к более сильному игроку, который обычно играл белыми. Сильный игрок при этом получал преимущество. Поэтому недавно, чтобы устранить такое неравенство, решили откладывать игру в назначенное время, например, в пять часов и последним делал ход тот игрок, который в пять часов думал над ходом. Затем решили сделать ещё один шаг и стали этот последний ход записывать. Го, разумеется, лишь скопировало систему, которая уже давно применялась в шахматах сёги.

В шахматах сёги борьба за титул Мэйдзина показывает, что главным стали считать владычество, а сам титул превратился в «знак победы», стал товаром, разыгрываемым участниками соревнований.

По сравнению с Сэкинэ, Мэйдзином по шахматам сёги, который легко переносил поражения, Мэйдзин Сюусай вел более трудную жизнь.

В тот вечер Мэйдзин выпил немного сакэ и говорил, живо жестикулируя. Претендент вспоминал свою юность и рассказывал о семье. Спустя какое-то время Мэйдзин обратился ко мне и предложил сыграть в сёги, но, увидев мои колебания, тут же сказал: «Ну ладно, раз не хотите..., а как вы, Отакэ-сан?»
Партия в сёги заняла около трёх часов, выиграл Претендент.

Вечером приехали судья партии Онода и секретарь Ассоциации Явата, и мы все играли в сёги и в нинуки-рэндзю.

— Давайте сыграем в сёги, — сказал Мэйдзин, словно очнувшись. И рассеянность, и веселье Мэйдзина не были напускными.
Мэйдзин ещё какое-то время посидел в комнате для отдыха вместе с Кумэ и другими гостями, рассказал даже старую историю о том, как в молодости он приехал в Кобэ и во время экскурсии на военный корабль впервые в жизни увидел электрическую лампочку. Затем он встал и со смехом сказал: «Врач запретил мне бильярд. Очень жаль, но может быть, немножко поиграть в сёги?»

Известие о болезни Мэйдзина достигло Токио. Наверное, потому и приехал Кумэ. Приехал также ученик Мэйдзина, мастер шестого дана Маэда. Судьи в Прощальной партии Онода (6 дан) и Ивамото (6 дан) пятого августа оба были на месте. Заехал к нам по дороге также Мэйдзин по рэндзю — Такаги Рокусан. Пришёл и Дои отдыхавший в Мияносита, мастер восьмого дана по сёги. Обстановка с каждым прибытием всё больше оживлялась.
Мэйдзин последовал совету Кумэ и вместо сёги играл в маджонг с Кумэ, Ивамото и репортёром Сунадой.

На следующее утро, из Токио, по приглашению нашей газеты прибыл доктор Кавасима, чтобы осмотреть Мэйдзина. Его диагноз был таким: «неполное закрытие большого артериального клапана».
Когда осмотр закончился, Мэйдзин остался сидеть в кровати, но затеял игру в сёги. На этот раз его партнером был Онода, партия началась, как всегда, ходом «серебряного генерала».

Когда партия, наконец, была отложена, все разошлись по своим номерам. К моему удивлению, Мэйдзин сразу же сел играть в шахматы сёги. Его партнером был Онода. За сёги последовала партия в маджонг.

Мэйдзин, переодевшись в лёгкое кимоно, направился в комнату оргкомитета, сел играть в рэндзю, с лёгкостью обыграл меня раз пять-шесть кряду, а затем сказал: «Давайте лучше сыграем в сёги, Ураками-сан. У вас, кажется, есть комплект?» — он быстро встал и пошёл впереди меня. После меня он играл с Ивамото, дав ему фору ладью, но закончить партию до ужина они не успели. А после ужина слегка подвыпивший судья сидел вразвалку и похлопывал себя рукой по ляжке, выглядывавшей из-под кимоно. Он проиграл.
Из комнаты Отакэ и после ужина какое-то время доносился стук камней, однако, вскоре он сам спустился к нам и тоже сел играть в сёги, сначала с корреспондентом Сунадой, затем со мной. Он дал каждому из нас фору — ладью и видно, был в хорошем настроении.
— Эх, как только сажусь играть в сёги, так сразу хочется петь, вы уж извините меня. Правда-правда, я очень люблю сёги. Почему я профессионал в го, а не в сёги? Непонятно. Я ведь в сёги научился играть раньше, чем в го. Помню, мне было тогда года четыре, не больше. Научился-то раньше, а играю хуже, чем в го.
Приговаривая так, он напевал детские или народные песенки, сыпал остротами и вообще веселился довольно шумно.
— Отакэ-сан в сёги играет лучше всех в Ассоциации го, — заявил Мэйдзин.
— Разве?, — удивился Претендент, — ведь сэнсэй тоже очень силён.
— А вообще-то, на всю Ассоциацию го нет ни одного первого дана по сёги. Вот в рэндзю сэнсэй, наверное, сильнее всех в Ассоциации го. Я в рэндзю не особенно разбираюсь, так только, играю по наитию. А у сэнсэя третий дан?»
— Подумаешь, третий дан — он всё равно ниже первого профессионального дана по рэндзю. Вот профессионалы по рэндзю — те в самым деле сильны».
— А как играет в го Кимура, Мэйдзин по сёги? Примерно в силу первого дана. Но он всё время прибавляет в мастерстве.
Отакэ, продолжая играть с Мэйдзином в сёги, снова, как ни в чём не бывало, запел:
— Ля-ля-ля, тра-ля-ля...
Поддался настроению и Мэйдзин:
— Ля-ля, ля-ля, ля-ля...
Такое с Мэйдзином случалось редко. Но вот на доске ладья Мэйдзина превратилась в дракона и его положение улучшилось.

У других народов такие игры, как го или сёги, пожалуй, не входят в традиции. Вряд ли в какой-нибудь ещё стране возможна одна партия протяжённостью в три месяца, когда чистое время, отведённое на одну игру, ограничено 80-ю часами.

Накануне, днём, Мэйдзин играл в японские шахматы сёги, затем вышел в город и немного поиграл на бильярде.

Я уж не говорю о сёги или рэндзю, но, даже играя на бильярде или в маджонг, он думал так долго, что наводил уныние на самых терпеливых партнёров.

Мэйдзин как-то раз отозвался об игре любителей:
— В сёги или, скажем, в го, характер человека по игре не поймешь. А ведь говорят, что игра раскрывает характер партнера... Если разбираешься в го, то такая чепуха и в голову не придёт».

Что и говорить, не позавидуешь молодому игроку — партнеру Мэйдзина хотя бы в шахматы сёги, он вставал из-за стола вконец обессиленным. Я имел несколько случаев убедиться в этом. Взять хотя бы партию с Отакэ в Хаконэ — эта партия с форой в ладью тянулась с десяти утра до шести часов вечера.
Второй случай произошёл уже после Прощальной партии. Всё та же токийская газета «Нити-нити симбун» устроила матч из трёх партий между Отакэ и У Цинъюанем, мастером пятого дана. Мэйдзин взял на себя комментарий, а я был секундантом во второй партии. Как раз, в это время, посмотреть игру приехал Фудзисава Кураноскэ (5 дан) и тут же «попал в плен» к Мэйдзину, который усадил его играть в сёги. Их партия началась утром, протянулась до поздней ночи и закончилась в три часа утра следующего дня. Говорили, что на следующее утро, увидав Фудзисаву, Мэйдзин тотчас снова извлёк откуда-то доску для шахмат сёги.